именабиблиофоторазноефорумссылкио чём?
Капелланин / Имена / Владислав Чернушенко / В. Чернушенко: Хор — самый чуткий инструмент

В. Чернушенко: Хор — самый чуткий инструмент

Капелла в очередной раз решила напом­нить о том, что у хорового пения в Рос­сии история длиною в несколько веков. И замахнулась на традиционный фе­стиваль «Невские хоровые ассамблеи». Художественный руководитель Капел­лы Владислав Чернушенко рассказал корреспонденту «Недели» Ирине Начаровой, почему русские песни не нужда­ются в переводе; как возникают музы­кальные династии и зачем при гиперто­ническом кризе нужно слушать музыку Бортнянского.


Фото: Интерпресс

— «Невские хоровые ассамблеи» — это выстраданная идея?

Изначально они родились как фе­стиваль, связанный с национальной пев­ческой традицией и посвящённый разно­образию русской музыки. Первый прошёл в 1981 году и обозначил достаточно широ­кую палитру русской духовной музыки, которая долгое время была под запре­том. И вот с тех пор каждый фестиваль, с одной стороны, давал возможность пред­ставить разные жанры русского хорового творчества. С другой — привлекал в пер­вую очередь наши ленинградские, потом петербургские коллективы и способство­вал тому, чтобы развивалась певческая традиция в нашем городе. В то же время мы имели возможность приглашать ино­городние коллективы. К сожалению, феде­ральные власти не откликнулись на нашу просьбу поддержать фестиваль. Тем не менее в прошлом году к нам приехало не­сколько хоров из других регионов, в этом году их представительство значительно расширилось. Нынешний фестиваль, на­деемся, даст возможность в перспекти­ве расширить именно российское пред­ставительство. И вернуть то, что когда-то называлось Всероссийским хоровым обществом. Хоровое наше дело как-то так немножечко расплескалось. Хотя внутри города сохраняем взаимосвязь. На ны­нешнем фестивале будет много город­ских коллективов. В общем, Капелла была и остаётся таким центром, с одной сторо­ны, музыкального искусства, с другой — главным центром хорового искусства Пе­тербурга и всей России.

— Хор — один из самых сложных и тонких инструментов?

— Нет ничего более сложного в музыкальном искусстве. Я об этом говорю, имея опыт работы и с выдающимися оркестровыми коллективами. За три не­дели даже из высоких профессионалов — певцов соорудить хороший хоровой ан­самбль невозможно. Это требует посто­янной работы, потому что каждый день хор меняется. Стоит отсутствовать двум певцам, стоит появиться в этом коллек­тиве буквально одному-двум новым, как меняется звучание. Каждый день прихо­дится этот инструмент настраивать за­ново. Россия была самой поющей держа­вой мира на протяжении многих веков, конечно, благодаря церковной традиции. Эта певческая традиция воспитывает од­новременно целый ряд важных качеств. Возможность правильного и красиво­го звучания хора обеспечивается обяза­тельным умением услышать партнёра и прийти с ним в согласие. Значит, это соз­дает какую-то особую соборную атмосфе­ру. Кроме того, пение воспитывает худо­жественный вкус. Кстати, сейчас в горо­де несколько замечательных детских кол­лективов, хоровых студий, среди которых есть просто уникальные. Такие, как у Ва­дима Пчелкина. Это хоровая студия, в ко­торой занимаются — просто уму непости­жимо — 350 мальчишек.

— Вы начали заниматься музыкой в четы­ре года. А в идеале, когда надо ребёнка по­гружать в этот мир? И вообще, что наука рекомендует?

— Не знаю, как по науке. Мне кажется, начинать надо, когда он ещё находится в утробе мамы. А что касается науки, рас­скажу о моём друге Борисе Васильевиче Гладкове — человеке необыкновенно та­лантливом. Он был радиоинженером, за­ведовал лабораторией в Институте По­пова. Благодаря ему хор Капеллы — по­жалуй, единственный в мире — распола­гается на сцене определённым образом. Причём этот учёный объяснил нам, как должен располагаться не только хор, но и оркестр. Низкочастотные инструменты —контрабасы, тромбоны, тубы — должны находиться ближе к слушателю. Более вы­сокочастотные — гобои, флейты, скрип­ки — выше. Мы попробовали, исполнили хорошо освоенный репертуар сначала в обычном расположении, а потом встали в неудобное и никогда не опробованное по­ложение. Низкие голоса — басы — стоя­ли в первом ряду. И последовательно за ними — тенора, альты. Сопрано оказались на самом верху. И хотя это было совер­шенно непривычно, сразу стало понятно, что звучит лучше. Ещё этот радиоинженер изучал строение уха, сотрудничал с ме­дицинскими учреждениями. Во-первых, он вывел твёрдое заключение, что лучше классической музыки для здоровья чело­века ничего нет. И что наиболее благопри­ятно воздействует человеческий голос, особенно хоровая музыка. Он предлагал при каждом заболевании конкретное про­изведение конкретного автора. Скажем, для снятия гипертонического криза ста­вились произведения Бортнянского. Кста­ти, сам Гладков пел в любительском хоре, у него был красивый бас.

— Профессионалы верят в музыкальную терапию?

— Нам, профессиональным музыкантам, не то чтобы в это трудно поверить — мы же, слушая музыку, невольно начинаем её препарировать в своём сознании. А вот слушатели реагируют иначе. Скажем, в Испании, Франции, Англии мы исполня­ли последние сочинения Свиридова — пес­нопения и молитвы. В аудитории, которая не знает русского языка, этого автора и его музыки никогда не слышала. Вот мы поём, я поворачиваюсь в зал, смотрю — сидят заплаканные люди. Они слушают и плачут. Значит, что-то в этом есть такое особое. Тогда, наверное, когда удается звучать правильно и с русской экспрес­сией, что ли. Многие западные, в том чис­ле хоровые, коллективы используют не­сколько иную манеру звучания. Мне ка­жется, это такой дистиллированный звук, без цвета и запаха — не очень громко, не очень тихо, всё так усреднённо, аккурат­ненько, но немножко безжизненно. Для нас это совершенно невозможное состоя­ние. Мы уж если начинаем действовать, то всем своим существом.

— Вас называют маршалом хорового ис­кусства, а генералы и майоры есть за вами? Что вы думаете о преемственно­сти?

— Вы знаете, когда-то мне казалось, что наши выдающиеся мастера, в том чис­ле хорового дела, которые преподавали, имели своих учеников, не хотят готовить преемников. Скажем, в хоре у Свешнико­ва никак не находилось его заместителя, помощника. И я думал, что эти люди не хо­тят, чтобы рядом с ними появился кто-то, может быть, более талантливый. Игоря Моисеева тоже спрашивали, готовит ли он себе преемника. Он сказал: «Это не­возможно. Придёт другой. Может быть, лучше. Но это будет уже другая направ­ленность, другая система». Уже тридцать четыре года я руковожу хором Капеллы. И признаюсь, что всё это время пытаюсь найти человека, на которого мог бы оста­вить хор хотя бы на короткий период. Вер­нуться, и чтобы всё было в порядке. Это для меня было бы чрезвычайно удобно. Не скажу, что встречались неспособные кан­дидаты, нет — хорошие музыканты, обра­зованные замечательные люди. Но хор — самый чуткий инструмент. Случись что — рассыпается мгновенно. И собирать приходится иногда не днями, а неделями и месяцами. И вот удержать это состоя­ние чрезвычайно сложно. Конечно, хоте­лось бы найти такого человека, который пришёл бы, уловил суть и продолжил бы дело. Но понимаю, что это какой-то счаст­ливый случай.

— Ваш сын Александр возглавляет сим­фонический оркестр Капеллы. Могли бы себе представить, что он выбрал бы дру­гую профессию?

— Вообще легко могу представить. Пона­чалу не было ощущения, что он обязатель­но пойдёт по этой линии. Хотя окончил Хо­ровое училище. Но с первого раза не по­ступил в Консерваторию. Я тогда ещё не был ректором, работал в Капелле. И, мо­жет быть, как раз это не позволило ему поступить — со мной иногда через сына рассчитывались или объяснялись. Тем не менее он всё-таки поступил на факуль­тет хорового дирижирования. У него там как-то всё не складывалось. К нему было пристрастное отношение — фамилия ему мешала сильно. И потом он как-то неожи­данно меня спросил, что нужно сделать, чтобы организовать оркестр. Я ему объ­яснил, что в условиях Консерватории это невозможно. Прежде чем встать за пульт оркестра, надо стать рабочим сцены, би­блиотекарем, администратором, директо­ром, который сможет найти помещение, организовать стулья, пульты, найти ноты. И когда всё же решишь встать за пульт и договоришься со многими музыкантами, в последний момент окажется, что у одно­го какая-то встреча назначена, у второго голова болит. И ты не будешь иметь орке­стра. На всё это он сказал: «Я понял». А через полтора месяца пригласил на кон­церт, у него был довольно большой ор­кестр — свыше сорока человек. И практи­чески два с половиной года он его держал на общественных началах. Я уже был рек­тором, когда ко мне пришёл декан и спро­сил: «Что будем делать? Ваш сын подал заявление о переводе на факультет сим­фонического дирижирования». Я об этом понятия не имел. Отвечаю: «У него есть оркестр — пусть приводит и доказывает своё право». Он привёл оркестр, и полто­ра часа они играли для комиссии. Так он определил свою судьбу. Сегодня колле­ги удивляются качеству, которое демон­стрирует оркестр Капеллы. Конечно, я радуюсь. Но династия на этом заканчи­вается. Внучка Анастасия окончила му­зыкальную школу, закрыла крышку рояля и, по-моему, больше к нему не подходила. Сейчас осваивает «Связи с общественно­стью» в Университете кино и телевиде­ния. Не знаю, может, в следующих поко­лениях что-то продолжится. Поживём — увидим.

Ирина Начарова

Перепечатано с: Начарова Ирина. Дирижёр Владислав Чернушенко: Хор — самый чуткий инструмент // Петербургская неделя.— 2008, 24 октября. [309]

Вы вошли как анонимный посетитель. Назваться
904
Предложения спонсоров «Капелланина»:
debug info error log