именабиблиофоторазноефорумссылкио чём?
Капелланин / Разное / Август Шлёцер о Придворной Капелле

Август Шлёцер о Придворной Капелле

Шлёцер (Schlözer) Август Людвиг (5.7.1735, Ягдштадт (Гогенлоэ) — 9.9.1809, Гёттинген) — известный немецко-русский историк, статистик, профессор Гёттингенского университета, почётный член Петербургской академии наук. Родился в семье немецкого пастора, учился в Виттенбергском и Гёттингенском университетах. В 1761 г. отправился в Санкт-Петербург в качестве помощника академика Миллера в издании «Собрания российских историй». С 1762 г. адъюнкт и весьма скоро стал профессором Академического университета в Петербурге. С учётом состояния российской историографии Шлёцер отводил себе роль первооткрывателя русской истории, который должен перенести в Россию те приёмы критики исторических источников, которые уже были освоены на Западе.

Главное сочинение Шлёцера — издание нашей начальной летописи Нестора в 1805–09 годах. Это сочинение имело большое влияние на развитие русской историографии. Не считая себя способным написать связную историю России, Шлёцер создал для неё прочную основу восстановлением подлинного текста летописи Нестора.

Наряду с этой работой, он считал важным также пропаганду российской истории в Европе. Все свои поездки по Германии и другим странам Шлёцер использовал для этого, считая и называя себя русским патриотом. Из приведённого ниже фрагмента его петербургских наблюдений (примерно 1764 год), российский патриотизм академика наблюдается особенно отчётливо. Но дело не только в патриотизме. Действительно исполнительский уровень хора Придворной капеллы времён Екатерины Великой был высочайшим, и Шлёцер не единственный, кто об этом писал.

Следует обратить внимание также на то, сколь органично вписывалась музыкальная подготовка подрастающих певческих кадров, что, собственно, и обеспечивало придворный хор новыми ресурсами. Этот прообраз Хорового училища в рамках исполнительской практики не отделяется от Придворной капеллы, но дополняет её. В количественном же отношении состав учеников равен взрослому хору.

Такое положение учащихся вполне в традициях музыкального образования XVIII столетия. Любой профессиональный исполнитель, поступающий на службу, особенно во времена острого кадрового дефицита, как это было, например, в эпоху Петра I, был обязан готовить учеников, что, зачастую, особо оговаривалось в контрактах. Профессионал должен был обучать недорослей, содержать, кормить, одевать и проч., каковые цели предусматривались размером его жалования.

Здесь же несколько иначе. Ученики находились на государственном коште. В исполнительском же плане важно то, что они постоянно находились среди профессионалов. Их участие без всяких скидок в реальной концертной деятельности наряду с общим образованием, впрочем, довольно примитивным по обыкновению эпохи, предоставляло им прекрасную практику музицирования. С другой же стороны, наличие детских голосов из числа учеников обеспечивало непередаваемый колорит звучанию самого хора Императорской Придворной певческой Капеллы.

М. В. Вознесенский (вып. 1975)

 

В один высоко торжественный праздник я присутствовал при богослужении в императорской придворной капелле, где слышал знаменитую русскую церковную музыку, как известно, только вокальную, без всякого инструментального аккомпанемента, даже без органа. У меня было столько музыкального чувства и знания музыки, что я мог не мало удивляться. Вообразите себе постоянный, состоящий на жаловании хор, в котором 12 басов, 13 теноров, столько же альтов и 15 дискантов, следовательно, более 50 певцов, и столько же малолетних воспитанников и постоянно подрастающих учеников, беспрерывно упражняющихся в пении под руководством директора (в чине полковника) и инспектора (оба они прежде сами были придворными певчими). При ежедневном богослужении в придворной капелле поют только некоторые простым обыкновенным напевом; в воскресные дни, когда присутствует императрица, они поют концертную обедню; но в большие праздники они в полном составе выполняют особенные, нарочно сочинённые Галуппи и украинцами (музыкальным народом в России, как чехи в Германии) псалмы, хвалебные песни и другие тексты, в полных церковных концертах, в которых пыл итальянской мелодии соединяется с мягкостью греческой. Такой церковный концерт, исполненный так хорошо выученным и таким многочисленным хором, выше всякого описания. Самые нежные (в хоре нет ни одной девушки, ни одного кастрата), звучные и вместе с тем самые сильные голоса: казалось, что пульты, пред которыми стояли басы, дрожали. Мое удивление здесь ничего не значит, но как многие иностранные посланники, слышавшие музыку в Италии, Франции, Англии, так же поражены; а Галуппи, услышав в первый раз этот полный русский церковный концерт, воскликнул: un si magnifico coro mai non ho sentito in Italia!

Музыкальный мир долго восхищался Miserere Аллегри (57-м псалмом), который в страстную неделю поётся в папской сикстинской капелле в Риме, так же без всякого аккомпанемента и только в четыре голоса. Но тут певчих всего 32, по восьми для каждого голоса, и три верхние голоса визжат только кастраты (может ли мыслящий человек, ещё более чувствительная женщина слушать с удовольствием самую нежную арию, если её поют кастраты?). Но вот в чём состоит главнейшее различие: русский концерт занимает только слух; римский, напротив, потрясает в тоже время нервы другого чувства, зрения, и ослепляет преимущественно оптическим обманом. Miserere начинается в семь часов вечера; вся капелла обвешана чёрным; папа и кардиналы на коленях; у входа горят факелы, в капелле свечи. Во время двух последних хоров, когда такт становится медленнее, постепенно гасят факелы и свечи, и сами певцы, подобно свечам, исчезают один за другим. Какое поражающее действие должно всё это производить на присутствующих слушателей и зрителей! — Crescendo и pianissimo этого Miserere всякий назовет неподражаемыми; но разве русский церковный хор не мог бы подражать ему или даже превзойти его? — Весною 1782 г. мне нужно было бы остаться в Риме четыре недели, если бы я захотел видеть и слышать чудеса Miserere. Кардинал Hezan был так добр, что обещал мне и всякому моему дорожному обществу доставить самые лучшие места, и не мог понять, что я для одного этого не прождал ещё месяц. Я не мог, и меня это не очень опечалило: моя русская гордость не дозволяла мне ожидать, что я здесь услышу то, чем уже насладился в Петербурге, а добавки для зрения вознаградил воображением.

Август Людвиг Шлёцер

Перепечатано с: Шлёцер Август Людвиг. Общественная и частная жизнь Августа Людвига Шлёцера, им самим описанная / Пер. с нем. В. Кеневича // Сборник отделения русского языка и словесности Императорской Академии Наук.— СПб, 1875, № 13.— С. 162–164. [170]

Вы вошли как анонимный посетитель. Назваться
925
Предложения спонсоров «Капелланина»:
debug info error log