О малых сих

К 130-летию Н. М. Данилина

Н.М.Данилин, конец 1930-х

В БИБЛИИ есть так называемые «малые пророки», названные так за то, что их книги гораздо короче трёх главных библейских пророческих книг — книг Исаии, Иеремии и Иезекииля, а так же названной не по имени автора книги Откровение.

По аналогии с этим в истории Капеллы двадцатого века есть три крупные эпохи, связанные с именами её руководителей — М. Климова, Г. Дмитревского и В. Чернушенко (стоявшая на заднем плане на протяжении всех перечисленных эпох Е. Кудрявцева никогда официально руководителем Капеллы признана не была). Однако в промежутках между этими эпохами Капеллой руководили и другие дирижёры, которых — по сроку, проведённому у хора — можно было бы назвать «малыми».

Речь об одном из малых сих — Николае Михайловиче Данилине, короткое время возглавлявшем Капеллу в промежутке между Климовым и Свешниковым. Понять и оценить его роль в истории Капеллы крайне сложно, поскольку людей, заставших его работу, уже практически не осталось, и мы можем ориентироваться лишь на письменные источники. А они — врут. Мы не сразу можем с их помощью установить даже даты работы Данилина в Капелле.

Часть официальных, «капелльских» источников вообще не упоминает о существовании Данилина и его отношении к Капелле. Например, в хронологии, изложенной в буклете к 525-летию Капеллы, где приведены даты даже всех переименований заведения, после упоминания гастролей 1928 года сразу следует «1937 г. 9 марта. Художественным руководителем и директором Государственной академической капеллы назначен Александр Васильевич Свешников» (525 лет от Хора Государевых певчих дьяков до Певческой капеллы Санкт-Петербурга им. М. И. Глинки. Буклет фестиваля.— СПб., 2004.). Впрочем, отсутствие упоминания Данилина в этой таблице можно объяснить краткостью изложения. Однако другой официальный источник и, на данный момент, самый полный из доступных широкой публике (практически, монография), также ничего не сообщает о Данилине: «20 февраля 1937 года после продолжительной и тяжёлой болезни скончался М. Г. Климов. ... В начале 1937 года художественным руководителем и главным дирижёром Капеллы стал талантливый музыкант и организатор хорового дела Александр Васильевич Свешников» (Ершов Анатолий Иванович. Старейший русский хор.— Л.: Советский композитор, 1978.— С. 119–120). Из этого повествования у читателя даже не закрадывается подозрение, что там ещё что-то или кто-то мог быть. Двадцатого февраля 1937 года умирает Климов, и почти сразу же, 9 марта того же года на его место назначают Свешникова.

Неожиданно мы найдём упоминание Данилина в тоненькой брошюрке для туристов: «С сентября 1935 года из-за болезни [Климов] прекратил работу в Капелле. После ухода Климова во главе хора встала его ученица и воспитанница Капеллы Е. П. Кудрявцева. Её сменил профессор Н. М. Данилин. Затем художественным руководителем Капеллы стал А. В. Свешников. С его именем связаны дальнейшие успехи хора»*) (Садовый Николай Александрович. Капелла.— Л.: Лениздат, 1972.— С. 42). Это уже что-то. Помимо собственно упоминания Данилина, из этого источника мы узнаём, что Климов перестал работать с Капеллой за полтора года до своей смерти. Соответственно, до прихода Свешникова появляется зазор в полтора года, достаточный для того, чтобы к Капелле прикоснулся Данилин. Относительно же Е. П. Кудрявцевой,— известно, что она сопровождала Капеллу ещё начиная с последних курсов учёбы, помогая (а порой и направляя) всех назначенных туда дирижёров, а в промежутках между ними закрывая собой амбразуру. В тот момент, когда слёг Климов, ей едва исполнился 21 год.

*) Далее в брошюре следует подробное описание этих успехов, заканчивающееся сообщением о том, что «Правительство высоко оценило достижения Капеллы — руководители хора и артисты были награждены орденами и медалями».

Источник тех лет (книга 1938 года) останавливается на роли Кудрявцевой более подробно, позволяя оценить меру ответственности этой необыкновенной женщины: «В сентябре 1935 года Капеллу постигает большая беда — тяжёлая болезнь М. Г. Климова, сведшая его в могилу… Капелла фактически остаётся без руководства. Единственный воспитанный Климовым руководитель хора — талантливая Е. П. Кудрявцева — слишком ещё молода, чтобы принять на себя всю работу. Правда, ещё зимой 1935 года (декабрь — январь) Капелла во главе с Кудрявцевой находит применение своим силам за пределами Ленинграда, гастролируя в Донбассе» (Музалевский Владимир Ильич. Старейший русский хор. К 225-летию Ленинградской государственной академической капеллы (1713–1938) / Труды кафедры всеобщей истории музыки проф. А. В. Оссовского.— Л.-М.: Искусство, 1938.— С. 58). В двадцать один год повезла Капеллу в Донбасс и провела гастроли! И, тем не менее, она — «слишком ещё молода», и Москва решает выслать в Капеллу опытного дирижёра, Данилина. Далее Музалевский сообщает: «После смерти Климова главным дирижёром и художественным руководителем Капеллы был назначен Н. М. Данилин, а его помощником А. И. Анисимов» (с. 60,— курсив наш). Очень странно! То есть, получается, что все полтора года болезни Климова Кудрявцева справлялась одна, а Данилина назначили только после смерти руководителя Капеллы, то есть после 20 февраля 1937? Выходит, вся деятельность Данилина в Капелле длилась меньше трёх недель (поскольку 9 марта, как мы узнали выше, в Капеллу назначен Свешников)? Следующая фраза Музалевского подтверждает эту догадку: «Их [Данилина и Анисимова] весьма непродолжительную деятельность, в особенности Данилина, жившего в Москве и лишь „наезжавшего“ в Ленинград, расценивать не приходится» (с. 60). Здесь уже начинаются оценочные категории. А оценки это дело всегда сомнительное. Публикация выпущена через год после упомянутых событий, когда Свешников уже занимал прочные (как тогда казалось) позиции в Капелле. Никто не знал, что Свешников оставит Капеллу, никто не знал, что начнётся война. Оставшиеся страницы издания посвящены тому, как успешно Свешников реформирует Капеллу и поднимает её на ноги. Показательно, что в конце книги дана хронология «Важнейшие даты деятельности Капеллы», где имя Данилина уже выпущено, а назначение Свешникова привязано к уходу Климова: «1937 г. 20 февраля — смерть художественного руководителя Капеллы М. Г. Климова. Назначение художественным руководителем заслуженного артиста республики А. В. Свешникова» (с. 73). Вот и выявлен прототип хронологии 2004 года, с которой мы начали*).

*) Автор книги — В. И. Музалевский — личность непростая. С ним связана ещё некая таинственная история о телефонном звонке в сентябре 1935, после которого Климова и парализовало. Впрочем, это всё слухи, а мы слухам не верим.

Итак, все рассмотренные выше источники (Музалевский-1938, Садовый-1972, Ершов-1978, буклет-2004) склонны подробно останавливаться на заслугах Свешникова (говорится о реформировании и даже возрождении хора под его руководством), и отказывать в каких-либо заслугах Данилину или даже вовсе не упоминать его. Несколько иными в связи с этим представляются акценты в относительно новом официальном капелльском источнике: «Без [Климова] хор пошатнулся. Краткие появления в Капелле Данилина и Свешникова существенно не улучшили состояния дел» (Санкт-Петербургская Певческая Капелла — музыкальный лик России / Авторы-составители А. Н. Кручинина, В. А. Чернушенко.— СПб: Лики России, 2004.— С. 37). Данилин упомянут — видимо, по случайности, и, разумеется, вскользь. Однако упоминание о Свешникове на этот раз столь же незначительное, как и о Данилине, и оно лишено обычного перечисления заслуг. Что это — восстановление исторической справедливости и уравновешенный взгляд на вещи по прошествии десятилетий? или просто трёхлетняя работа Свешникова померкла в сравнении с успехами, достигнутыми в Капелле за три десятилетия последним руководителем?

Вернёмся же к Данилину. Совершенно противоположная оценка его деятельности высказывается исследователем Д. Локшиным: «Н. М. Данилин стоял во главе крупнейших хоровых коллективов страны — Государственного хора Союза ССР и Ленинградской академической капеллы, развивая в них лучшие традиции русской хоровой классики. ... Данилин очень высоко поднял в этих коллективах культуру пения без сопровождения» (Локшин Д. Н. М. Данилин — выдающийся русский хоровой дирижёр // Советская музыка.— 1949, Сентябрь, № 9.— С. 76–78.). Впрочем, эта оценка довольно общая. Возможно, она продиктована в этой статье принципом «о мёртвых плохо не говорят» — статья написана, хотя и не сразу после смерти Данилина, но производит впечатление панегирика. С другой стороны, возможно, Локшин просто не владел фактами*). Ведь даже даты работы Данилина в Капелле он не указывает, ограничиваясь общим утверждением: «В 30-х годах Данилин возглавлял крупнейшие хоровые коллективы нашей страны (Государственный хор Союза ССР и Ленинградскую академическую капеллу)» (с. 76).

*) Помимо всего прочего, Локшина можно заподозрить в пристрастном отношении к Данилину. В 1936 в журнале Советская музыка вышла статья Регенты или советские хоровики?, критиковавшая деятельность хоровой кафедры Московской консерватории, где работал Данилин. Статья написана в «лучших» традициях и под явным влиянием редакционных статей «Правды» того времени. По заголовку можно было ожидать, что в первую очередь речь пойдёт о Данилине, поскольку он, воспитанник и регент Синодального хора, оставался регентом в московских храмах вплоть до 1928 года. Однако весь удар в статье направлен на А. В. Александрова, П. Г. Чеснокова и Г. А. Дмитревского. Статья подписана инициалами Д. Л., в которых угадывается имя и фамилия Локшина. В другом своём очерке (подписанном уже полным именем) Локшин ставит Данилина в один ряд с остальными прославленными руководителями Капеллы: «Старейший русский хоровой коллектив — Ленинградская академическая капелла, во главе которой стояли Бортнянский, Глинка, Балакирев, Римский-Корсаков, Аренский, Смоленский, а в наше время Климов и Данилин, составляет целую эпоху в истории русской музыкальной культуры» (Локшин Д. Традиции русской хоровой культуры и наши задачи // Советская музыка.— 1948, Август, № 6.— С. 13–21.— С. 15). Интересно, что имя Свешникова в этом ряду не упоминается вовсе.

Заметим, что по прошествии четырнадцати лет в другой своей работе Локшин придерживается той же оценки деятельности Данилина в Капелле, никак не уточняя её. Конкретизирует он в этой работе лишь даты, но — в совершенно неожиданном направлении: «Заметный след в жизни Капеллы оставил выдающийся хоровой дирижёр Н. М. Данилин, руководивший ею, к сожалению, очень непродолжительное время (1938–1939). Заслуга Данилина заключалась, в частности, в значительном подъёме культуры пения a cappella» (Локшин Даниил Львович. Замечательные русские хоры и их дирижёры. Краткие очерки. Издание второе, дополненное.— М.: Музгиз, 1963.— С. 113). То есть по Локшину выходит, что Данилин пришёл в Капеллу в 1938 году, хотя если верить предыдущим источникам, Данилин уже давно к этому времени вернулся в Москву, а его место в Капелле занял Свешников.

Не будем томить читателя, и сообщим правильные даты. Исследователь А. А. Наумов, составитель сборника Памяти Н. М. Данилина, проделал большой труд и представил в приложении к сборнику подробный хронограф, описывающий жизнь Данилина буквально по дням*). Из него следует, что Данилин был назначен художественным руководителем Капеллы 20 мая 1936 года (хотя знал об этом назначении заранее и проводил подготовительные работы), а последнюю репетицию провёл 10 марта 1937, уже после того, как днём раньше в Капеллу был назначен Свешников (Памяти Н. М. Данилина. Сборник статей / Сост.-ред. А. А. Наумов.— М.: Советский композитор, 1986.— С. 287–288).

*) В конце нашей статьи приводим фрагмент Хронографа, относящийся ко всему времени работы Данилина в Капелле.

Почему же срок работы Данилина в Капелле оказался таким недолгим? Взвешенный ответ на этот вопрос попытался найти В. П. Ильин. Он пишет: «В 1936 году А. В. Свешников возглавляет вновь организованный Государственный хор Союза ССР. Однако период работы дирижёра в нём продлился не долго. Уже в следующем году он переезжает в Ленинград, где становится во главе Академической капеллы, сменив на этом посту Н. М. Данилина. … Краткое пребывание в Капелле Н. М. Данилина оставило яркое впечатление у её певцов, но не внесло существенных изменений в наметившуюся тенденцию. Снижение исполнительского мастерства болезненно отражалось на коллективе, пережившем при М. Г. Климове период расцвета творчества, подобного временам Бортнянского и Львова. Высокий авторитет Климова в музыкальных кругах Ленинграда, память о нём в хоре, несомненно, усложняли процесс становления нового руководителя Капеллы, часто вызывая критическое отношение к его первым шагам в коллективе» (Ильин В. П. Очерки истории русской хоровой культуры первой половины XX века.— СПб.: Композитор, 2003.— С. 44, 45).

Может сложиться впечатление, что Данилин провёл столь недолгое время с Капеллой, поскольку не ужился с ней. Действительно, певцов, привыкших к интеллигентному Климову, могли шокировать нарочито грубые манеры Данилина. Вот, как его характер описывает Н. В. Романовский в своей публикации «Русский регент»: «Николай Михайлович Данилин отличался грубостью речи, простотой, я бы сказал, подчёркнутой неинтеллигентностью облика, что резко контрастировало с его мягким туше при игре на фортепиано, тончайшей музыкальностью, филигранным дирижёрским жестом. Правда, эта грубоватость часто бывала скорее внешней, нарочитой и не переходила в издевательство над отдельным певцом или в злопамятство. А когда дирижёр хотел отметить успех (певца или студента), то одаривал его конфетой»*) (Романовский Николай Вениаминович. Русский регент.— Лебедянь, 1991.— С. 36).

*) Забавный случай вспоминает ученица Данилина М. А. Бондарь. На экзамене по дирижированию она заслужила одобрение комиссии, и Данилин протянул ей конфету, а Г. А. Дмитревский — в прошлом тоже учившийся у Данилина в аспирантуре — сказал: «Маруся, у меня ничего нет, вот только последняя папироса, возьмите её» (Памяти Н. М. Данилина.— С. 211).

Ещё о характере «дореволюционного» Данилина из публикации Русский регент: «Данилин порой пренебрежительно отзывался о певцах, советовал не деликатничать с ними. („Хорьё!.. Они тебе на шею сядут!“). Рассказывали, что с похмелья (бывало и так!) Данилин приходил на спевку к синодалам „злой, как чёрт!“ А дирижирует — „как бог!“» (с. 36–37).

«Председатель Государственной думы М. В. Родзянко во время богослужения в московском Успенском соборе встал поближе к синодальным певчим и начал им подтягивать своим густым басом. Данилин тут же резко его оборвал (по другой версии, даже плюнул в его сторону)» (с. 37).

«Данилин, будучи „под шафе“, встречает городового и — рраз! — ему по морде: „Почему не приветствуешь?! Видишь, Данилин идёт!“ Тот под козырёк: „Виноват, Ваше превосходительство!“» (с. 37).

«Как-то при пении Синодального хора Николай II с кислой миной бросил министру Двора: „Тянут очень!“. Немедленно на клирос полетела записка. Прочитав её, Данилин „отхватил“ окончание обедни в несуразно быстром темпе. Нате вам!.. Вообще, исполнение Синодального хора не пользовалось признанием в придворных кругах. Известен отзыв Николая II о синодалах: „Как собаки лают!“ Царю было больше по душе благолепное пение Придворной капеллы. Он даже предложил „господину Данилину“ поучиться у Капеллы исполнению духовной музыки» (с. 37). Такое сравнение Синодального хора и Придворной капеллы, хоть и выглядит лестным для Капеллы, вряд ли может считаться авторитетным — несмотря на то, что самодержец в детстве и учился у замечательного композитора Ц. А. Кюи, занимались они на своих уроках отнюдь не музыкой, а военным делом.

Данилин презирал формальности. По воспоминанию Г. А. Дмитревского, «однажды собрали хоровую кафедру [Московской консерватории] для данилинского доклада о строе. Все готовились услышать глубокие советы мастера, но Данилин лишь сказал: „Пойте чисто!“ И этим ограничился» (Русский регент.— С. 38). «Н. М. Данилин на вопрос о вокальной работе в хоре сказал коротко: „Ваня хорошо поёт, а Петя — плохо. Петя, слушай Ваню!“» (С. 14).

Далее Романовский рассказывает несколько случаев о работе Данилина в Капелле. «Данилин говорил, что он в хоре слышит каждого, и добавлял при этом: „Практикой достиг!“. Справедливости ради, следует рассказать, что репетируя в Ленинградской академической капелле, Данилин иногда садился напротив какой-либо певицы и демонстративно подставлял ухо. … Данилин рассказывал, что однажды задал тон… на кварту выше! Быстро спохватившись, «снял» звучание и задал новый правильный тон. „Ничего… Только холодный пот прошиб!“ — признавался Данилин. Кстати, главным качеством дирижёра он считал самообладание» (с. 36).

«Разучивая с Ленинградской академической капеллой хор Танеева „Увидал из-за тучи утёс“, он ворчливо говорил певцам: „Это ведь не музыка, а божество одно!.. Ведь вы очень толстокожи, не понимаете этого“. Или когда в тексте что-то о любви: „Думайте, женщины, о чём поёте! Не нам вас этому учить!“» (с. 37).

«На репетиции после концерта Данилин вдруг обращается к одной из певиц: „В какой тональности вчера начали (называет произведение)?“ А потом к другой: „А в какой кончили?.. Эх вы!.. Коровы!“ После мало удачного концерта он грозит хору: „Я вас завтра пороть буду!“ (с. 37–38).

И, наконец, последнее: «Прощаясь на репетиции с Ленинградской капеллой, Данилин негромко говорил: „Уезжаю от вас… Приедет Свешников, достанет денег…“ Кто-то из мужчин задал вопрос: „А как будет с музыкой?“ Данилин остановил на спрашивавшем тяжёлый взгляд: „А зачем вам это нужно?.. Вам это вовсе не нужно!“ Повернулся и ушёл» (с. 38).

Интересно, что Н. Романовский, известный широкому кругу музыкантов, в первую очередь, как автор выдержавшего четыре издания Хорового словаря (студенты даже наградили добрейшего Николая Вениаминовича кличкой «Словарь»), и отлично умевший систематизировать информацию и снабжать её научным аппаратом, в своём труде Русский регент практически не ссылается на источники. Собственно, этим и объясняется подзаголовок публикации — «Легенды и были». Фактически, автор зафиксировал то, что никогда не было документировано и передавалось из уст в уста — от учителей к ученикам, от старших хористов к младшим.

Воспользуемся этим приёмом и мы. По другим сведениям, Данилин, прощаясь с Капеллой, на последней репетиции сказал: «Уезжаю… Но мне вас не жалко. А вот бабу — жалко». Имел в виду он при этом Е. П. Кудрявцеву. Он не знал, что пройдёт всего несколько лет и она, оставшись одна с эвакуированной Капеллой, испытает все тяготы военного времени, но не сломается, и выстоит. Под её руководством Капелла в годы войны дала более тысячи концертов для бойцов Красной армии.

Судя по всему, Данилин не верил, что Е. П. Кудрявцева может успешно руководить Капеллой. Или же он всё ещё не мог допустить мысли о том, что Капеллой — исконно мужским заведением — будет управлять женщина. Когда в 1941 году Свешников оставил Капеллу и вернулся в Москву, дирекция Госмузколлективов спрашивала у Данилина характеристики двух кандидатов на освободившуюся должность руководителя Капеллы — Н. М. Тараканова и В. П. Степанова, первый из которых работал в тот момент главным хормейстером в Театре оперы и балета в Киеве, а второй — главным хормейстером в Кировском театре в Ленинграде (и оставался на этой должности с 1936 по 1950). Поскольку, Степанов — ученик и близкий соратник Данилина — уже находился в Ленинграде, то он фактически оставался единственным кандидатом. Весной 1941 года Степанов уже участвовал в совещаниях по плану и репертуару в Капелле. Данилин 7 июня 1941 писал Степанову: «Я говорил в Москве о вас и спрашивал мнение певцов Ленинградской капеллы и Кудрявцевой о вашей предстоящей работе в Капелле. Молодёжь очень довольна слухом о вашем назначении, а стариков трудно понять. Это ведь всё бывшие петербургские чиновники-карьеристы. Они приветствуют каждое новое начальствующее лицо и сейчас начинают помоями обливать всех, бывших до него. Когда и этот уйдёт, тогда они его ругают при назначении нового начальства. Такие были петербургские чиновники и большинство стариков такими же остались. В момент руководства капеллой Смирнова, Копылова, Азеева, Климова, Данилина, Свешникова — они курили им фимиам; как только один из них уходил, то его начинали ругать, зная, что он не вернётся к ним и никаких неприятностей ожидать не приходится. Некоторые старики-капелланы и в вас видят временного руководителя, почему-то стремящегося в Москву. По их мнению, нас, москвичей, невозможно удержать в Ленинграде, и поэтому у них проскальзывала мысль — не пора ли и не лучше ли руководителем Капеллы назначить Лизу Кудрявцеву. Я думаю, что здесь большую роль играет их старость, безголосие. Как бы чего не вышло с назначением свежих людей»*) (Памяти Данилина.— С. 17).

*) По неизвестным причинам назначение Степанова в Капеллу не состоялось. Вероятнее всего, ему не нашли замены в Кировском театре.

Помимо прочего, это письмо показывает, что Данилин, оставив Капеллу, ещё долго продолжал следить за её деятельностью и принимать в ней посильное участие. В октябре 1938 Капелла приехала в Москву на гастроли, в первый раз со Свешниковым. Данилин, сам находясь на лечении в Сочи, настоятельно рекомендовал посетить концерт Капеллы своему помощнику — С. Лаппо: «Прошу вас после концерта Ленинградской капеллы написать мне своё впечатление. Заранее думаю, что исполнение их произведёт на вас впечатление» (Памяти Данилина.— С. 14). Данилин не уточняет, какого именно впечатления он ожидал, и ещё меньше ясности появляется, если вспомнить вопрос хориста на последней репетиции Данилина в Капелле в связи с назначением Свешникова — «А как будет с музыкой?».

Говоря о том, что капеллане боятся назначения новых людей на руководство хором, Данилин не был голословен. Согласно комментариям А. Наумова, Данилин сам начинал работу в каждом новом коллективе с перестройки состава в соответствии с тем, как он сам слышал хор, увольняя выделяющихся и приглашая тех, кто мог соответствовать общему тембру. Так Данилин поступил с Синодальным хором в 1910, с хором А. Каютова в 1915, с Оперной студией в 1934, с Гос. хором СССР в 1937 и, разумеется, с Ленинградской капеллой в 1936. Один из документов Капеллы времени Данилина говорит: «В связи с укомплектованием хора новыми артистами и выработкой в хоре иной тембровки и общей звучности нижеследующие товарищи, как выделяющиеся из общего хора (по разным причинам), предупреждаются об освобождении от работы в хоре с 10 ноября 1936 г.» (Памяти Данилина.— С. 256).

К набору новых певцов в хор Данилин относился тщательно и возвращался постоянно. Так, в марте 1936 он участвовал в комиссии по приёму певцов в Капеллу, затем в ноябре того же года провёл конкурс по набору певцов для Капеллы в Киеве, а с начала 1937 планировалось открыть «вечерние хоровые курсы без отрыва от производства со стипендиями для лиц, обладающих хорошими голосами, но мало подготовленных в хоровом отношении, в количестве 40 человек, с тем, чтобы впоследствии пополнять ими основной состав Капеллы» (Памяти Данилина.— С. 256).

При этом Данилин добивался полного слияния всех голосов воедино, звучания, подобного органу — что так восхищало европейских слушателей в выступлениях Синодального хора во время гастролей. Интересно, что такое звучание наблюдалось и в пении Придворной капеллы — вплоть до гастролей Климова 1928 года. Иностранные газеты выражали своё восхищение Капеллой и Синодальным хором практически одними и теми же словами. И не мудрено, поскольку Климов и Данилин — оба ученики В. С. Орлова, об исполнении которого делались точно такие же наблюдения. От «органоподобного» звучания сознательно отошёл Г. А. Дмитревский, для которого «хор всегда состоял из живых, своеобразных индивидуальностей» (Дмитревская К. Г. А. Дмитревский.— Л.: Советский композитор, 1959.— С. 32). Именно ему мы, видимо, обязаны тем, что Капелле по богатству звучания сегодня нет равных в Европе, где уже теперь все поют «органоподобно».

В феврале 1927 Капелла с Климовым выступала в Москве, и после концерта между Н. М. Данилиным и его учеником Л. Н. Сахаровым произошёл следующий диалог:

«— Николай Михайлович, почему лучшие традиции бывшей Придворной певческой капеллы сохранились в великолепном исполнении Ленинградской капеллы, а традиции московского Синодального хора утеряны навсегда? Неужели нельзя было сохранить этот коллектив?

«Лицо Данилина сразу изменилось. Оно омрачилось гримасой безграничного отчаяния. После долгой паузы он начал медленно говорить: „Вскоре после революции пришли люди в Придворную капеллу и говорят: «До сих пор вы пели „Боже, царя храни!“ и „Господи, помилуй“, а теперь пойте пролетарские массовые песни. Согласны?» За ничтожным исключением все согласились. Ушло, может быть, всего несколько певчих. С годами мальчиков заменили женщинами. Но фундамент остался. Тогда же предложили и Синодальному хору: «Долой старый репертуар, переключайтесь на новый!» Большинство певчих отказалось. Слепцы! Что им нужно было? Потом… Потом спохватились. Но прошло уже пять лет. Всё было потеряно. Ведь настоящий хор не терпит перерывов, он требует ежедневной работы… Как хотелось начать всё вновь! А уже сердце не позволяло“» (Памяти Данилина.— С. 166–167).

Зная, как близко Данилин принимал к сердцу сохранение традиции, можно представить себе, с каким трепетом он приступил в 1936 к работе в Капелле, где ниточка сумела не оборваться. Почему же он не проработал в Капелле даже года и не осуществил своих планов, которых, несомненно, было немало? Выходит, он не справился со своей задачей, и ему на замену был направлен Свешников? Может быть, этим объясняется то, что о времени Данилина в Капелле большинство источников предпочитают умалчивать, зато громогласно трубят о капелльских свершениях Свешникова?

Разный подход в освещении деятельности Свешникова и Данилина, как мы могли убедиться выше, сложился не сегодня, а уже в самый момент этой деятельности, в конце 1930-х годов. Этот крен был совершенно очевиден для тех, кто наблюдал за реальными событиями. В частности, С. И. Лаппо, хормейстер Государственного хора СССР, работавший там вместе с Данилиным, в январе 1939 отметил в своём дневнике, что происходит «затирание — о нём [Данилине] ни звука, а, например, Свешникова возносят до предела (афиширование Ленинградской капеллы, как нашедшей советский стиль исполнения), хотя тот не имеет и части данилинского мастерства». И, хотя Данилин не подавал виду, что такое положение вещей его задевает, Лаппо предполагал, что это «затирание» было одной из причин, почему Данилин написал заявление об уходе с поста руководителя Гос. хора (Памяти Данилина.— С. 102).

Впрочем, раздражение Данилина прорвалось спустя два года, когда Свешников оставил Капеллу, а предполагавшегося на его место В. П. Степанова не назначили. В своём письме Степанову 7 июня 1941 Данилин писал: «Не могу успокоиться о вашем переходе в Капеллу. Создалось какое-то странное и некрасивое положение. Что же дальше? Ведь Капелла осталась без руководителя. Прежде чем отпускать из Капеллы Свешникова, нужно было подыскать ему заместителя. Мало того, что вас нашли, нужно было найти и вместо вас. Если бы согласился Тараканов переехать в Ленинград, то нужно было бы подумать и о его заместителе. За перемещениями нужно было последить от начала до конца, а то получилось, что ублажили одного Свешникова. Как будто бы о нём только и шла речь» (Памяти Данилина.— С. 18).

В последних словах этого письма и кроется разгадка ситуации: вот именно, о нём, Свешникове, только и шла речь. И когда Данилина заменили Свешниковым в Капелле — тоже речь шла не о Данилине и не о Капелле. Московское руководство гораздо больше интересовала судьба хорового коллектива всесоюзного значения, которым стала созданная в апреле 1936 в Москве Государственная хоровая капелла, позже известная как Государственный хор СССР. Вот, как описывает положение А. Наумов: «Данилину предложили возглавить [Московскую капеллу] и поручили организацию хора. В мае он провёл первый конкурс-набор в капеллу, в результате было принято 40 человек. В июне было решено объединить отобранных певцов с хоровой капеллой Всесоюзного радиокомитета (70 человек, руководитель А. В. Свешников) и организовать в составе Государственной хоровой капеллы две бригады — одну под руководством Свешникова, вторую под руководством Данилина (сохранив за Данилиным общее художественное руководство и назначив Свешникова директором). Ранее, в феврале-марте 1936 г. Данилин принимал участие в комиссии по проверке Ленинградской капеллы и проведению конкурса, а в мае его назначили главным хормейстером Государственной филармонии и одновременно художественным руководителем хоровой капеллы в Москве и Академической капеллы в Ленинграде. Это несколько запутанное положение разрядилось в июле-августе после того, как Данилин уехал в Ленинград, в Капеллу, а Свешников с 1 сентября возглавил работу хоровой капеллы в Москве (позже — Государственный хор СССР). 26 февраля 1937 г. состоялся первый самостоятельный концерт Государственного хора, имевший для Свешникова неблагоприятный исход: через несколько дней по решению Комитета по делам искусств произошла смена руководителей — Данилина перевели в Государственный хор, Свешникова — в Ленинградскую капеллу». Теперь становится ясным, что это не Данилина заменили Свешниковым в Ленинградской капелле, а Свешникова заменили Данилиным в Гос. хоре СССР. Причины этой рокировки, вероятно, были ясны и певцам Капеллы, и это объясняет смысл их реплики «А как будет с музыкой?» на прощании с Данилиным.

Каким образом Свешникову удалось впоследствии поставить дело так, что его стали «возносить до предела» и «ублажать его одного» — тема отдельного исследования. Мы же хотим лишь напомнить — творческая личность Н. М. Данилина отнюдь не так мала, как срок его пребывания в Капелле. «Смотрите, не презирайте ни одного из малых сих»,— советует евангелие от Матфея.

Пётр Трубинов

Н. М. Данилин в 1936–37

На основе Хронографа из: Памяти Н. М. Данилина.— М., 1987, сс. 287–288.
События, не имеющие отношения к Ленинградской капелле, набраны бледным шрифтом.