Lux Perpetua
История творится на глазах. Казалось бы, её ход непредсказуем, а календарь — обманчивая людская попытка упорядочить свои действия и рассчитать силы. Но вот проходит год. И вдруг выясняется, что обмана никакого нет. Годовой сюжет завершён, как древесное кольцо. Завершён, но не совершенен, ибо имеет предпосылки и выход в будущее.
Фото: Евгений Мохорев
Жизнь Хорового училища имени М. И. Глинки отмечена одной особенностью: его воспитанники, начиная с младших классов, участвуют во «взрослой игре», они — артисты. Афиша, в которой прописано: Хор мальчиков, не предполагает скидку на возраст. Это не коллектив начинающих. Хор мальчиков — стилистически обусловленный феномен, без которого столичная музыкальная палитра не может считаться полноценной.
В минувшем 2016 году Владимир Евгеньевич Беглецов, руководитель Хора мальчиков, директор училища и главный дирижёр Концертного хора Санкт-Петербурга, предъявил городу несколько сложнейших программ с участием юных певцов, которые a posteriori складываются в тот самый годовой цикл, имеющий предысторию, начало, развитие и финал, в свою очередь чреватый новой историей.
Началось всё с Реквиема Моцарта. 19 февраля в Смольном соборе состоялся последний концерт. В исполнении под управлением Владимира Беглецова приняли участие Камерный хор Смольного собора (вскоре переименованный в Концертный хор Санкт-Петербурга), Хор мальчиков Училища имени Глинки и оркестр «Северная симфониетта» (в прошлом — Оркестр Государственного Эрмитажа, основанный четверть века назад Саулюсом Сондецкисом). Программа, включавшая в себя помимо Реквиема Концерт Бортнянского «Тебе, Бога, хвалим», была абонементной, то есть спланированной задолго до события. Тогда же назначалась и дата. Никто не думал, что таким образом придётся прощаться и с маэстро Сондецкисом, покинувшим этот мир несколькими днями ранее, и с собором, многие годы покровительствовавшим искусствам и давшим выдающемуся хору его первое имя.
Впрочем, тема соборной передачи, стремительно развивающаяся в каком-то карикатурно-апокалиптическом направлении, не вписывается в рамки данной статьи. И в этом, прошу прощения за дерзость, есть неминуемый подтекст: ars longa, vita brevis est. Единственное, о чём так же невольно думается... проповедуемая соборность начинается с приставки со-, означающей единение, а литургия переводится с греческого как общее дело. Чудно, Господи...
Так вот, в тот скорбный вечер Requiem прозвучал как породившая его погребальная Missa pro defunctis. Не чаяние покоя, а боль от созерцания пресечённого бытия была смыслообразующей. И мальчики, заботливо размещённые среди старших музыкантов, словно мигом повзрослели. Безукоризненный ансамбль звучал как единый голос.
Прошёл без малого год. И 18 ноября Беглецов вновь исполнил Реквием Моцарта. Теперь уже на Невском, в Петрикирхе, силами Концертного хора, Хора мальчиков и оркестра «Классика». Как объяснить произошедшую метаморфозу?.. Категории хуже — лучше, менее — более здесь не уместны. Два варианта, и оба — лучшие. Не то чтобы тональность высветлилась — от ре минора никуда не денешься, и традиционные мажорные окончания отдельных номеров воспринимались как нежданное благовещение, но... света всё же прибавилось. Lux perpetua просквозил все голоса, и детские — в первую очередь. Отчётливее обозначился диалог серебристого дискантового тембра и мужского басово-баритонального регистра. И этот контраст взволновал, пожалуй, больше всего. Канонический текст зазвучал как сиюминутная, несдерживаемая мольба — Salva me, спаси меня. Voca me, призови меня... Благодаря мальчикам мистическая сердцевина произведения — Confutatis — Lacrimosa — освободилась от традиционного монументализма. Слёзы и слёзы... и заключительное Amen — на выдохе. Но на то была и воля дирижёра.
По прихоти судьбы этот концерт тоже совпал с горестным известием. Не стало Полины Ефимовны Вайдман. Известный музыковед, исследователь творчества П. И. Чайковского, Полина Ефимовна многие годы заведовала творческим архивом композитора в доме-музее в Клину. И одним из последних её высказываний стала статья, сопровождающая запись «16 детских песен», осуществленную фирмой «Мелодия». Статья заканчивается так: «Все песни написаны для разных голосов, да и в художественном смысле это крайне сложная задача для одного певца в один вечер. По сути, „16 песен“, соч. 54 — это драматическое действие и цепь разноплановых событий. Поэтому запись цикла в исполнении Хора мальчиков Хорового училища имени М. И. Глинки под управлением В. Беглецова и пианиста А. Гориболя в авторской последовательности — совершенно уникальное явление, фактически новая страница и подлинное открытие музыки этого вокального цикла Чайковского в XXI веке».
Диск вышел летом. А окончание весны ознаменовалось участием Хора мальчиков наряду с Концертным хором Санкт-Петербурга и Симфоническим оркестром капеллы в исполнении оратории Сергея Прокофьева «На страже мира». Это был заключительный и кульминационный концерт юбилейного прокофьевского цикла, организованного музыкальным агентством «Камертон». Концерт состоялся в капелле 27 мая, в День города.
«На страже мира» — предсмертное сочинение, выстраданное. Кажущаяся простота музыкального языка — всего лишь свидетельство гениальности художника, завершающего жизненный путь. Слух улавливает автоцитаты из «Александра Невского», Второго фортепианного концерта, «Войны и мира»... Так в своё время Чайковский прощался с «Пиковой дамой», сочиняя секстет «Воспоминание о Флоренции», а Прокофьев об этом помнил и приветствовал своего великого предшественника репликами из «Пиковой» и «Детских песен». Нынешним мальчишкам повезло — им выпала возможность погрузиться в гениальную музыку, не спотыкаясь об идеологические штампы.
И снова зима. «Всенощная» Рахманинова и Высокая месса Баха. Два грандиозных полотна прозвучали соответственно 2 декабря в Исаакиевском соборе и 25-го в Петрикирхе.
Между этими событиями мы коротко поговорили с Владимиром Евгеньевичем, оглядывая уходящий год.
— Оба сочинения уже исполнялись вами с привлечением Хора мальчиков. Стало легче?
— Да нет... Скорее, наоборот, — сложнее. Ответственность возрастает. Кроме того состав хора все время меняется. Юноши уходят в консерваторию, дети мутируют, другие подрастают. Так что практически каждый раз приходится все выучивать заново.
— А что труднее на первых порах осваивать — Рахманинова или Баха?
— Конечно, информационная насыщенность музыки Баха несоизмеримо богаче и сложнее для воспроизведения, чем у Рахманинова или даже у Моцарта. Но дети хорошо запоминают «коды». Если Мессу мы учили с сентября, то Реквием, который взяли параллельно, потребовал всего недели две — латынь уже знакомая, культура похожая. К тому же в интонационном строе музыки Моцарта есть нечто такое, на что детское сознание очень быстро реагирует. В двух словах трудно объяснить. В русской музыке, безусловно, помогает родной язык. Но там, в частности у Рахманинова, требуется совсем другая кантилена, другое вокальное прикосновение... Там длинная, бесконечная мелодия, безумные динамические перепады — от трех forte до трех piano.
Кстати, последнее исполнение «Всенощной» — своего рода рекорд. Оно длилось меньше часа. Я не стремился к этому специально. Просто понимал, что принятые «имперско-ларгообразные» темпы абсолютно не годятся для детей, для их моторики.
И в партитуре указания очень расплывчатые: достаточно медленно или... не быстро. Или сказано: не быстро, но движение — половинными, а не четвертями. Музыка Рахманинова — не медленная по своей природе. Он любил скорость.
Когда репетируешь, пробуешь разные темпы, чуть живее, чуть медленнее, но сомнение всё равно остается. А во время концерта сразу возникло какое-то внутреннее напряжение, всех объединившее. Сразу, в «Приидите», — яркий темп, нервный. И это было не остановить, потому что хор получил такой импульс, такой заряд, который пронесся через Всенощное бдение от начала до конца. С объединяющей идеей, с кульминацией, внутренними спадами и отступлениями.
— Вы никогда не выстраиваете детский хор отдельно, перед взрослыми. Всегда перемежаете старших и младших...
— В такой ситуации особенно не пошалишь, и ответственность просыпается — спеть не хуже, а может быть, даже лучше на уровне интонации, звонкости, чистоты звука... Дети помогают, реально участвуют в процессе... На некоторых я надеюсь, опираюсь, потому что в критические моменты (а в живом исполнении всякое бывает) они могут просто спасти!
Наталия Тамбовская
Перепечатано с: . Lux Perpetua // Санкт-Петербургский музыкальный вестник.— 2017, 3 февраля. [308]