В память об учительнице
В июне уходящего 2007 года остатками нашего и без того немногочисленного курса мы отмечали 20-летие окончания — тогда еще Ленинградского — Хорового училища. В принципе, нельзя сказать, что мы расставались надолго. Музыкантский круг тесен. Так или иначе, время от времени друг с другом видимся, более или менее знаем, кто чем занимается, кто женился, развелся, родил, воспитал. Так что разговоры об успехах, достижениях и планах были не долгими. Как в таких случаях обычно бывает, большую часть времени провели в воспоминаниях о школьных годах. А их ой как много!!! И конечно, самые теплые о наших учителях, людях, создававших для нас этот неповторимый мир, название которому — «КАПЕЛЛА».
Педагогов, в силу специфики образовательного учреждения, у нас было много. Однако учителя по дирижированию и фортепиано всегда стояли особняком. Индивидуальные занятия — это была особенная ипостась нашего существования в училище. И не только потому, что оставаясь на вечерние занятия, мы как будто приходили в другую школу, оставаясь при этом в тех же стенах. В некотором смысле, на индивидуальных занятиях для каждого из нас наступал момент истины, когда каждый должен был отвечать за самого себя и показывать чего он стоит ... или не стоит. Не было вокруг твоих одноклассников, присутствие которых в тяжелых ситуациях на групповых занятиях, безусловно, вселяло дополнительную уверенность, густо замешанную на юношеском гоноре. Так сказать, пропадало чувство локтя, за отсутствием последнего.
Моим учителем фортепиано была Ирина Борисовна Бабкова. Трудов её жалко! Хорошего пианиста из меня не вышло. Вероятно, оттого в памяти не столько процесс обучения, сколько атмосфера в классе Ирины Борисовны. Надо сказать, что в целом, традиции, в которых воспитывались учащиеся Капеллы наших лет, были скорее строгими. Может, поэтому общение с Ириной Борисовной было для учеников её класса некоторой передышкой, глотком свежего воздуха в условиях соблюдения классических норм поведения, свято оберегаемых в Хоровом училище.
Ирина Борисовна была добрым и участливым человеком, с которым можно было поделиться самым сокровенным. Редкое сочетание наставника и товарища. Без сомнений и стеснения мы рассказывали ей о наших проблемах, поверяя тайны, и посвящая в святая святых мальчишеских и юношеских переживаний. Если день не задался и оценки по физике и географии не соответствовали, как нам казалось, действительному уровню владения дисциплинами, знали, что вечером можно будет обсудить превратности судьбы и несправедливость полученных отметок с учительницей фортепиано. Если довелось получить оплеуху от старшеклассника, смело делились с ней своими соображениями по поводу инцидента. Но не жаловались. Ирина Борисовна этого страшно не любила. Когда же посвящали её в планы сурового отмщения, совет получали один: «Только без драки! Кулаками ничего не докажешь и делу не поможешь». С годами правильность тезиса проявила себя со всей очевидностью.
Очень любили поделиться с Ириной Борисовной свежими впечатлениями от познаваемого мира рок-музыки. Отечественные рок-группы только выходили из подполья. Запретные плоды зарубежного рока начинали просачиваться сквозь уже обреченный на развал плетень советской цензуры. В любви и нарочитом подражании кумирам было что-то бунтарское, непричёсанное. Не думаю, что Ирина Борисовна пребывала в восхищении от параллельных кварт, демонстрирующих разнообразие музыкальной рок-мысли, но всё же она всегда давала нам «высказаться», и терпеливо дослушав очередную композицию, дабы не обидеть исполнителей, деликатно высказывала своё суждение об услышанном. Юные музыканты, в свою очередь, были счастливы от возможности продемонстрировать свой кругозор и знание предмета. В итоге, все оставались при своем мнении, после чего переходили непосредственно к музыкальным занятиям классического образца.
Однако не должно сложиться мнения, что занятия в классе Ирины Борисовны походили на клуб по интересам. До сих пор храню тетрадку, в которой рукой учительницы выписаны все замечания по прошедшим урокам и результаты, которые не оставляют сомнения, в том что обладатель этой самой тетради находился не на передовых рубежах в борьбе с трудностями овладения инструментом. Несмотря на всю демократичность отношений Ирины Борисовны с учениками, панибратства не было. Статус педагога оставался незыблем. При этом мы не испытывали священной дрожи на подступах к классу, столь знакомой по походам к кабинету директора, например. Хорошо ли, плохо ли, но, даже не подготовившись к уроку (…что случалось чаще, чем было позволительно), приходил на занятия, хотя и не сомневаясь в результате, но зная, что покину пределы класса не с растоптанным чувством достоинства, а с пожеланием ускорить процесс выучивания нот, что, несомненно, придавало силы в освоении материала. Не было ни крика, ни стирающей в порошок назидательности, которой зачастую грешат воспитатели, учителя, родители (знаю по себе). Впрочем, если тон педагога всё-таки повышался, то даже в эти моменты умирать не хотелось. Ирина Борисовна обладала прекрасным чувством юмора, и умела обернуть гнев свой в обложку замечательной сатиры. Ощущение того, что ты явно перегнул палку в своем разгильдяйстве, не мешало улыбнуться по оставлении класса, отдав должное тому, как, в какой форме, тебе было указано на недостатки.
Иногда, по поводу и без него, Ирина Борисовна приглашала учеников к себе домой. Не для занятий, а так, попить, скажем, чай, или пообедать, или просто поболтать. Такие приглашения воспринималось нами, безусловно, как неожиданно свалившаяся на тебя награда, непонятно за какие заслуги. Несколько раз довелось быть у неё в гостях и мне. Пойти в гости к педагогу было всё равно, что зайти на огонёк к президенту. Как я уже сказал, несмотря на относительную демократичность взаимоотношений Ирины Борисовны с учениками, не было ни тени иллюзий по поводу того кто есть кто. Я бы даже сказал, что трепет, испытываемый перед нажатием кнопки квартирного звонка, был гораздо существеннее волнения перед экзаменом. Согласитесь, пойти к учителю домой — история куда более неординарная, чем дважды в неделю приходить на занятия в класс. Однако, стоило переступить порог дома, и мы оказывались в атмосфере дружеской компании, где условности субординации уступали место, душевным разговорам не об учебе, шуткам и смеху. Удивительным было умение Ирины Борисовны сделать подобное общение в тесном кругу уютным, домашним.
Воспоминаний много! Написать бы книгу, да писатель плох!
*******
Как можно было заметить, всё написанное выше изложено в прошедшем времени. Но не только потому, что со дня окончания училища прошло уж больше двадцати лет. В ноябре этого года Ирины Борисовны не стало. Не хочется говорить банальностей об утрате, разливать вино скорби по скатерти безутешности. Горечь потери мы уже пережили. Когда уходят учителя, они остаются в учениках, в нашей памяти. Пусть она будет светлой и чистой. Ирина Борисовна при жизни была радостным человеком. Печалясь, давайте вспоминать о ней с улыбкой!