Даниил Штода: «Музыка выбрала меня»
Моему собеседнику Даниилу Штоде — 25. Только 25 — ведь он ещё очень молод, и это понимаешь в те минуты, когда после порции серьёзных рассуждений о музыке и профессии он вдруг вспоминает что-нибудь смешное и улыбается — озорно, обаятельно, по-мальчишески. Уже 25, если учесть, что Даниил впервые шагнул на знаменитую сцену Мариинского театра более 10 лет назад…
Страшно было? Или Вы уже тогда почувствовали, что опера — это дело всей жизни?
— Сложно сказать. Тогда я об этом не задумывался. Просто обстоятельства сложились так, что понадобился подросток на роль царевича Феодора в опере «Борис Годунов». Выбирали из числа воспитанников Хорового училища, причем кандидатов было несколько, но мой голос подошёл больше, — а нужен был высокий альт. Знаменитая постановка, в партии Бориса — блистательный Николай Охотников. И вот я выхожу, пою свою, в сущности, крохотную рольку… Ощущения были совершенно детские, я не умел еще тогда отделять жизнь от сказки. Это, кстати, помогло — и я, действительно, стал на время царевичем, вот так запросто, без намёка на систему Станиславского... Когда царь Борис умирал, это была настоящая трагедия, я не понимал: как это могло произойти, почему, как жить дальше? Ощущение, что всё происходило понарошку, приходило только после закрытия занавеса. Все «оживали» и расходились по домам. Вот что такое настоящий театр…
Вы родились в артистической семье. А профессию выбрали по династическому принципу или по призванию?
— И то, и другое присутствовало. Действительно, корни нашей семьи — в театре. Так что желание моих родителей видеть сына музыкантом было вполне естественно. Правда, я когда-то неплохо рисовал, так что была реальная возможность пойти по другой дорожке и развить этот талант. А теперь поздно, навык потерян.
А как же фигурное катание? Ходят слухи, что Вы и там делали успехи…
— Фигурное катание… да, признаюсь, мне очень нравилось кататься! Потом тренеры говорили: оставайся, не уходи, такие пируэты делаешь… Но я ушёл. Теперь иногда смотрю соревнования фигуристов по телефизору (улыбается). 11 лет учебы в Хоровом училище, где я провел и детство, и отрочество, предопределили мою судьбу. Юность — Консерватория. Так что вряд ли я смог бы выбрать не музыку, а что-либо другое. В определенном смысле она — музыка — сама выбрала меня.
И, похоже, выбор был единственно правильным? Прошло не так много времени, и вот Вы уже вернулись домой из трансатлантического турне…
— Да, буквально два дня назад закончились наши совместные с Ларисой Гергиевой гастроли по городам Америки и Канады. Поездка была очень успешной. Знаменательный концерт состоялся в Канзас-сити, где я пел в первом отделении русские романсы, а во втором арии из итальянских опер. Удивительное совпадение: именно в этом концертном зале и именно в этом городе спел свой первый сольный концерт ныне всемирно известный Лучано Паваротти. Возможно, поэтому публика поначалу отнеслась ко мне с большим подозрением: вдруг откуда ни возьмись появился новый молодой тенор и тоже претендует на определённое место на оперно-концертном небосклоне. Нужно было убедительно доказать, что я достоин быть там, что мои притязания оправданы. Слава Богу, всё прошло благополучно…
А что ещё запомнилось на гастролях — кроме самих концертов?
— Гостеприимство принимающей стороны. Нас поселили в президентском люксе отеля Marriott Downtown Hotel, где буквально за несколько дней до этого останавливался Джордж Буш. А для репетиций предоставили роскошный рояль и огромный холл с отличной акустикой. Словом, идеальные условия для работы!
И как прошло возвращение из калифорнийского солнца в питерский трескучий мороз?
— Ох, и трудно! (смеётся). Кажется, только вчера пел Надира в «Искателях жемчуга» в «Карнеги-холле», и вот я дома, а сегодня вечером уже спектакль в Мариинке…
Но ведь это не первый «Дон Жуан» в Вашей жизни?
— Да, верно. Просто организм еще не перестроился, потому что, сами понимаете, нагрузка-то при быстром перемещении из одного полушария в другое колоссальная, фактически день меняется на ночь. К вечеру тяжеловато становится бодрствовать…
А дон Оттавио — это любимая роль или, так скажем, очередная?
— Я люблю Моцарта, но не могу сказать, что это любимая партия. Просто мне не очень близок характер дона Оттавио. Мой герой, безусловно, достойный человек, но сам я в реальной жизни совсем другой. Оттавио, безусловно, благороден и великодушен, но его готовность забыть об измене доны Анны говорит о некоторой слабости характера, отсутствии стержня, что ли. Я бы не смог простить предательство. Хотя и понимаю, что ни в коем случае нельзя примерять партии и характеры героев на свою личную жизнь, а то получится полная чушь и ерунда. Тем не менее, я люблю Моцарта, это гениальная музыка, а к роли по-хорошему привык, мне нравится её «работать».
Вы и в «Сомнамбуле» бессменно поете Эльвино уже несколько лет…
— В последнее время получился довольно большой перерыв в спектаклях, давно я не пел Беллини. Хорошая, красивая музыка, очень люблю бельканто… К сожалению, график гастролей очень насыщенный, так что даже не знаю, когда снова будет возможность вернуться к партии Эльвино. Будем надеяться на лучшее!
Ожидаются ли новые большие роли?
— Безусловно. Весь ближайший месяц займет подготовка новой для меня роли — Тонио в «Дочери полка» Доницетти. Это партия с очень интересной и в то же время сложной арией, где исполняется несколько самых высоких нот из диапазона тенора. Представлять премьеру будем вместе с Юрием Башметом 30 декабря в Большом зале Консерватории в Москве.
И всё-таки перед российской публикой Вы чаще выступаете в концерте, нежели в оперных спектаклях. Почему так происходит?
— Видимо, так было задумано моими наставниками, прежде всего Ларисой Гергиевой (с ней мы плодотворно сотрудничаем уже около 5 лет). Ориентация на концертное поприще объясняется и тем, что я там больше востребован. Но новые партии в репертуаре всё время появляются. После Тонио будут Неморино в «Любовном напитке», Альфред в «Травиате»…
Есть ли у Вас в жизни главная цель (предположим, какая-то роль или концертная программа), после осуществления которой можно остановиться, или с течением времени цели меняются, появляются новые?
— Мне кажется, оглядываться назад нельзя, останавливаться — ни в коем случае, иначе упадёшь. Сверхцели… Пожалуй, нет. Нужно ставить себе цели реально достижимые и разумные на данный момент и для того места в жизни, которое ты на сегодняшний день занимаешь, соответственно голосу и физическим возможностям. Если понадобилась серьезная передышка, значит, задача была непосильной. Работать лучше потихоньку, постепенно, с небольшим подъемом…
Кто Вас научил всем этим премудростям? Или собственный жизненный опыт подсказывает?
— Я прошел хорошую школу — Академию молодых певцов. И продолжаю учиться до сих пор. Это большое счастье, когда рядом с тобой мудрый наставник (в моём случае — Лариса Абисаловна Гергиева), который подсказывает и направляет. Как говорится, один ум хорошо, а два лучше. Иначе начинаешь суетиться и совершать глупые ошибки.
Честно скажите: отпуск-то хоть у Вас бывает?
— (Пауза) Да вот… давно не было. Но теоретически он существует.
А чем он обычно заполнен? Как отдыхаете?
— Обычно хочется отключиться и забыть обо всём…
И улететь куда-нибудь подальше, на Северный полюс?
— Ну почему на северный? (смеётся) Наоборот!
Говорят, певческий голос и силы хорошо восстанавливаются в Италии… Там что, действительно, климат самый лучший?
— Безусловно, там же Средиземное море, солнце… Я бы прибавил к Италии еще и южное побережье Франции, Испанию. Местный климат очень благоприятен для голоса. Но не только! Сейчас ведь можно куда угодно полететь, никаких запретов нет. Мне, например, Калифорния очень понравилась, там дышится удивительно легко — всё-таки океанический воздух.
Мечта трудоголика… А на какой день отдыха уже появляется желание работать?
— Не сразу, нет. Обычно летнего отпуска хватает, чтобы привести себя в форму. А ещё по собственному опыту скажу, что лучше не повторяться и каждый раз ехать отдыхать в новое место. Так лучше стресс снимается. Опять-таки разнообразие, новые впечатления. Но это летом. А сейчас, зимой… ну, очень хочется, чтобы потеплело! После Калифорнии выходишь на улицу в наши морозы и мёрзнешь, мёрзнешь… Отвык, наверное, хотя я сам человек северный, родился и вырос в Петербурге. Надо привыкать заново.
И всё-таки оно особенное, это новое поколение петербургских оперных певцов. Привыкли они и к морозам, и к зною, к воде, огню и медным трубам… Сильные. Но почему-то сквозь аплодисменты, которыми награждает их публика по всему миру, явственно слышишь тоскующую скрипку, как у Шолом-Алейхема… «Блуждающие звёзды». Это о них.
Юлия Васильева
4 декабря 2002