Гимн Хоровому училищу
Памяти Саши Марголина, в год 50-летия окончания
Я поступил в Училище в 1951, окончил в 1961 году. Моя слуховая и общая память охватывает период звучания Хора с 1952 по 1961 годы. В последующие годы, до 1990, за малым исключением я жил в Ленинграде и, хотя не посещал концерты Хора, был в курсе дел Училища. Я уже не застал голос Бориса Бородая, но самого его помню. Мне посчастливилось слышать Стаса Легкова в его последний год перед мутацией и все, кроме первого, годы солирования Саши Марголина. Ничего, отдалённо напоминающего это явление, никогда впоследствии не повторилось.
Оба обладали несказанной красоты тембром — Стас имел тёплый бархатный альт, абсолютно ровный во всех регистрах. Саша имел серебристый высокий дискант с неповторимо совершенной вибрацией. Оба голоса «поставлены» самой природой, большого не по-детски объёма, оба звучали без малейшего напряжения (разумеется, без микрофона), оба с микроскопической точностью интонации. Никакой женский голос никогда не сможет ни так звучать, ни так выражать музыку. Сколько мне известно, записи должны храниться в «Золотом Фонде» Союза. Те кто слышали и понимали, имели полное представление о великом искусстве итальянских певцов-кастратов VIII–XIX веков. Отсюда — Глюковский «Орфей». Добавьте к этому — начало 50-х годов, когда люди шли на концерты слушать уцелевших от недавней войны чьих-то детей, а мы пели для чьих-то уцелевших родителей. Моя мать растила меня одна. В интернате я жил один год.
У Саши погибла вся семья, какая-то русская женщина-врач стала его приёмной матерью. Её никогда никто не видел в Училище. Саша прожил в интернате 12 лет. На воскресенья шёл домой. Примерно 20 детей жили в интернате безвыходно.
Его судьбу мы, Капеллане, не имеем права забыть.
В последний год перед мутацией на каком-то «важном» концерте (зимой) Саша пел больной, с температурой за 40. Осложнение — ревматический порок сердца, полгода в больнице, полу-инвалидность. Два раза по нездоровью оставался на второй год и оказался в нашем классе. 3 года я наблюдал его вблизи. Личность его чем-то отдалённо напоминала образ Алексея Карамазова — возможно, отсутствием негативного измерения.
Его любили все — без исключения. Никто никогда не посмел сказать ему или о нём недоброе слово. Он был как бы окружен непроницаемым барьером Таланта — высшей избранности и, как каждый чувствовал, был и не был одним из нас. Саша окончил Консерваторию, вёл хор в Зеленогорской муз. школе, писал музыку в стол. Я случайно столкнулся с ним в Зеленогорске в 1969 г. за пару месяцев до конца.
Глубокая депрессия и отрешённость.
Вечная ему память.
Борис Герасимов, 2011