К 120-летию А. А. Егорова

Введение

Глава I

Глава II

Страница автографа

Мои первые воспоминания о Петербургской-Петроградской-Ленинградской Консерватории в большой степени связаны с 1912 годом. Весной этого года я окончил Консерваторию по композиторскому отделению с званием свободного художника и вступил в ряды профессиональных деятелей музыкального искусства.

Нужно сказать, что ещё задолго до окончания Консерватории я был знаком с ней и многими её педагогами, учился у них, будучи ещё воспитанником замечательного музыкального учреждения того времени Петербургской Певческой Капеллы. В начале я обучался игре на скрипке, а затем на фортепьяно у проф. консерватории А. В. Рейхарда, который был преподавателем в Капелле. После его ухода из Капеллы окончил своё обучение игре на фортепьяно у проф. А. И. Полетика.

Этот видный педагог был не только прекрасным учителем, но он много способствовал расширению моего специального образования и приобретению педагогических навыков, предоставляя мне частные уроки по фортепьяно. В этом направлении он сыграл для меня большую роль.

Также я знал и других педагогов Капеллы, бывших одновременно профессорами Консерватории, например: Э. Э. Крюгер, В. А. Жданов, Э. Ф. Котте и др.

Не меньшее значение в моем музыкальном развитии имели также выдающиеся представители музыкального искусства, как, например, композитор Аренский А. Ст., бывший в то время управляющим Капеллой. Антон Степанович отличался мягким, вежливым характером, большой предупредительностью и вместе с тем необходимой настойчивостью. Присутствуя на репетициях хора Капеллы Антон Степанович часто делал те или иные устные замечания по поводу исполнения или корректурных исправлений, но большей частью его замечания сопровождались игрой на фортепьяно. Исполнители — малые и большие — заслушивались изумительно тонкой передачей композитором своих творческих намерений и, конечно, старались их выполнить. В моей памяти сохранились такие замечания при работе хора Капеллы над его «Ноктюрном» из музыки к Бахчисарайскому фонтану, в котором изумительная поэзия А. С. Пушкина получила не менее прекрасное музыкальное воплощение. На тех хоровых репетициях Капеллы, где разучивались его духовные сочинения, замечания со стороны композитора всегда были также интересными точными и творческими, и, вместе с тем, в каждом отдельном случае, при надобности настойчивыми. Большое впечатление произвела на меня музыка «Фантазии на темы Рябинина» своей изысканностью гармоний, виртуозностью изложения. Особенно в те годы производил да и сейчас на меня производит большое впечатление марш «Памяти Суворова», написанный на церковную тему «С нами бог» (первая часть) и русскую народную песню «Я на камушке сижу» (средняя часть — трио). Прекрасная музыка марша и в настоящее время пользуется заслуженным успехом у требовательного советского слушателя. До сих пор помнится мне камерный концерт в бывш. зале Офицерского Собрания (теперь Дом офицеров) на котором впервые услышал прекрасное ре-минорное трио А. Аренского в исполнении автора (рояль), Ауэра (скрипка), Вержбилович (виолончель). Замечательный ансамбль художников-артистов не менее замечательно исполнил чудесное произведение, наполненное глубокими мелодиями, гармониями и содержанием.

Моим музыкальным наставником был композитор С. М. Ляпунов, в те годы являвшийся помощником управляющего Капеллой и одновременно инспектором музыкальных классов. Всегда немного сумрачный и молчаливый, но строгий в руководстве музыкальным образованием воспитанников Капеллы, он принес большую пользу в музыкально-эстетическом воспитании капелльской молодёжи… Когда я слушаю музыку Ляпунова, то всегда себе представляю его последователем и продолжателем балакиревской школы, школы композиторов «Могучей кучки».

Композиторы-педагоги Н. С. Кленовский, Е. С. Азеев были моими основными учителями по дирижёрскому искусству, моими первыми музыкальными воспитателями. Они направляли моё музыкальное развитие и привили мне безграничную любовь к русской музыке, воспитав в лучших традициях русской музыкальной школы. Ещё в стенах Капеллы с своими близкими однокашниками — М. Карповым, Е. Коршуновым, Вл. Егоровым, В. Дранишниковым — я широко ознакомился с музыкальным творчеством русских композиторов-классиков не только при игре на фортепьяно в четыре руки, но, главным образом, в оркестровом классе, созданном Римским-Корсаковым в восьмидесятых годах прошлого столетия.

Кстати сказать, оркестр в Капелле был отличным музыкальным ансамблем и находился в руках замечательных музыкантов-педагогов. Первым дирижёром ученического оркестра был Н. А. Римский-Корсаков; затем, последовательно дирижёрами оркестра были проф. Краснокутский, А. С. Аренский, Н. С. Кленовский, М. В. Владимиров. Игрой капелльского оркестра интересовался выдающийся дирижёр своего времени — Э. Ф. Направник. Пишущему настоящие строки не один раз пришлось играть под управлением Направника в оперном оркестре и всякий раз я испытывал чувство большого преклонения перед выдающимся художником-дирижёром.

Играя в ученическом оркестре сначала на скрипке, затем на альте, я познакомился с музыкой русских и западных композиторов, но особенно с музыкой наших отечественных композиторов. Особенно большое впечатление на меня произвело творчество А. К. Глазунова. Его мощная, порою и нежная поступь звучания, изумительный гармонический фундамент, чудесные широкие мелодические линии и поразительная техника оркестровки, наряду с разнообразнейшими красками и глубоким содержанием,— всё это сильно повлияло на меня и явилось на всю жизнь ярким образцом. Не даром, через много лет проф. А. В. Оссовский на одном из заседаний Учёного Совета Консерватории выразился про меня, что я якобы «ярый глазуновец». Что ж, я не отказываюсь от этого и на склоне лет своих. Музыку Глазунова я очень люблю, она мне близка во всей своей красоте, своей монументальности.

Я вышел из стен Капеллы всесторонне образованным музыкантом, свободно владеющим знаниями теории композиции, навыками игры на различных музыкальных инструментах, практикой дирижирования хором и оркестром, а также профессиональной техникой в области композиции.

Осенью этого же [1912] года, по рекомендации проф. М. Г. Климова, я был приглашён в Консерваторию в качестве руководителя ученического хора. А. К. Глазунов присутствовал на первых моих занятиях с хором, внимательно следя за тем, как они ведутся. Вместе с ним на этих занятиях также присутствовал и Ст. И. Габель, очень интересовавшийся хором. Трудно передать то внутреннее волнение, которое я испытывал от присутствия выдающихся музыкантов: с одной стороны они были для меня исключительными экзаменаторами, а с другой — я должен был показать свои хоровые знания и дирижёрские навыки, полученные мною ранее в Капелле. Занятия с ученическим хором продолжались до весны 1914 года. С возникновением первой империалистической войны занятия были прекращены. Таким образом, с ученическим хором Консерватории я занимался сравнительно недолго и, я бы сказал, непостоянно, да и работа часто прерывалась. Всё же занятия с ученическим хором дали мне очень много в практическом отношении, так как я мог теоретические и практические знания проверить и осмыслить в серьёзной и очень интересной работе.

Песни Востока

В последнюю программу Аккапеллы вошли башкирские, татарские, армянские и грузинские песни. Особый интерес представило первое отделение концерта, в котором в первый раз были исполнены песни Башкирии и Татарии в обработке А. А. Егорова. Автор этих двух хоровых сюит («Буран-бай» и «Газиза») — не новичок на композиторском поприще (исполненные произведения помечены op. 25 и 27), и в частности в области сочинения хоровой музыки. Это сказалось в мастерстве фактуры и в изобретательности художественной обработки народного песенного материала, заимствованного (за исключением одной песни) из сборника А. Т. Гречанинова. Правда у А. А. Егорова имеется сильный предшественник в сфере компонирования хоровых пьес на основе народных мелодий. Это А. Ф. Пащенко, давший два образцовых хоровых цикла, приобревших большую популярность. А. А. Егоров следует по стопам Пащенко, что можно только приветствовать, тем более сейчас, когда так усилился интерес к песенному творчеству народов СССР, только теперь начавшему раскрывать перед нами новые неведомые нам мелодические богатства. Несомненно, что, пока у пробудившихся к культурной жизни народов не появятся свои национальные авторы, достаточно сильные технически, чтобы поднять на себя бремя создания национальной музыки,— до тех пор наши квалифицированные русские авторы могут оказать этим народам братскую помощь созданием художественных композиций, пробуждающих внимание к вновь открываемым сокровищам национальной песенной культуры. С этой точки зрения надо расценивать и новые работы А. А. Егорова, которым может быть поставлена в упрёк лишь европеизированная манера гармонизации, унаследованная от школы Балакирева и Римского-Корсакова. Гармонический стиль обработок Егорова — чистенькое, гладкое голосоведение, боящееся мнимых жестокостей и необычных звучаний.

Независимо от этого всё же можно считать обе сюиты Егорова ценным вкладом в хоровую литературу. Это — ряд пьес, привлекающих своеобразной прелестью песенного материала, разнообразием его разработки, разнохарактерностью эмоций. Вполне понятен поэтому успех, выпавший на долю автора обработок и руководителя хора П. А. Богданова, содействовавшего показу новинок в наиболее выгодном исполнительском освещении.

Включённые во второе отделение армянские и грузинские песни (в обработке Комитаса и Палиашвили) уже исполнялись Капеллою.

Исламей.