Придворные певчие при Петре I
Среди прочих служащих церковного клира, певчие всегда были людьми не без известных привилегий, что касалось как допускаемых вольностей в поведении, так и материальной основы их жизни. Однако, в разные времена положение их было весьма различно — порою они бедствовали, а подчас, напротив, важность и значение их столь явно возрастало, что ничего кроме справедливой зависти не вызывало. Касалось это и придворных певчих.
В их же положении, как служителей придворного обихода, определяющую роль играли личные вкусы и пристрастия императорской фамилии. Если, к примеру, Пётр I в своих музыкальных привязанностях ограничивался лишь определённым музыкальным стилем (четырёхголосное аккордовое изложение) и терпеть не мог малороссийскую партесную фиоритуру, то в соответствии строился и репертуар. Касалось это и поощрения певчих: часть их (Протопопов), весьма и весьма преуспевала, другие же оказались менее удачливыми и зачастую элементарно бедствовали. Особенно это коснулось тех, кто, оставив налаженное хозяйство в Москве, вынужден был отправиться на Север в новую столицу.
Некоторые (Карнаухов), пускались во все тяжкие и даже совершали коронные преступления, за что бывали биты, сажаемы на цепь, испытывали кнут и дыбу. Другие обыкновенным образом побирались («халтурили», по-нынешнему), перемещаясь от одного петербургского дома к другому, выискивая виновников назначений, награждений, тезоименитств и тому подобных происшествий, и воспевая пригодную к случаю музыку (во славу или за упокой, по обстоятельствам), и промышляя тем потребное себе вспомоществование.
Среди таких, я бы сказал, традиционно прикормленных мест регулярного осуществления певческих притязаний, всегда был двор супруги Петра I, императрицы Екатерины Алексеевны. Если взглянуть в её приходно-расходные книги, то довольно часто мы можем встретить имена лауреатов, осчастливленных «червонным» за их добровольные проявления сверхштатной лояльности. За поднос «имянинного калача» или «пряников» в разное время поочередно награждались Иван Лисицын, Александр Иванов, Яков маленький и Яков Михайлов (сын Нижегородец), Иван Петров, Илья Дмитриев, Лукьян Васильев, Фёдор Масеев, Лев Ростовцев и проч.
При этом императрица награждала всех подряд, особо не затрудняясь разбирательством, к какому из придворных хоров принадлежал претендент — её собственному хору, хору Его Величества или хору Натальи Алексеевны. Все названные лица были придворными певчими и могли претендовать на особую царскую милость.
Кстати сказать, хлебную халтуру, связанную со «славлениями» и музыкальными приветствиями при дворе цепко держали в своих загребущих лапках придворные инструменталисты, шуты, карлы и прочие гудошники, полностью повытеснив певчих из этого бизнеса, чем заслуживают, на мой взгляд, немедленного и однозначного осуждения.
Отзывалась императрица и на челобитные, выдавая некоторое пособие тем, кто её особенно об этом просил. Такое вот действительно особое прошение, по-моему, мало кому известное, встретилось в одном из старинных журналов.
Принадлежит оно двум придворным певчим — Журавлю и Кружку, ещё в 1716 году, написавшим не простую канцелярскую челобитную, но создавшим настоящее поэтическое произведение. Кстати сказать, этот небольшой опус примечателен и сам по себе, так как челобитная написана в стихах, а потому сочинение Журавля и Кружка принадлежит к числу редких образцов ранней российской светской поэзии.
Итак, цитируем, собственно, саму челобитную:
Усердно милости у тебя Государыня просим,
Что уже последния рубашенки на себе носим.
Питание нам ныне самое нужное,
И житие наше здесь вельми скучное.
Жены наши живут нужно в Москве
А мы здесь живем в великой тоске.
Питание имеем деньгами кормовыми,
Пропитаться ж не можем с своими домовыми,
По алтыну только в день берем
И из того на себе платишко дерем.
Из Москвы к нам грамотки пишут
И слезными глазами на силу мижут.
Просят женишки наши от нас ныне пищи
А мы здесь живем и сами нищи.
Умилостивися всемилостивейшая Царица Государыня
Пречестнейшая Всея России Боярыня,
Пожалуй нас нищих убогих
Страмных, бедных и безногих,
Ради здравия всемилостивейшаго Государя
Чтоб ему правдою служили Бояря,
За что Господь Бог продлит здравие и тебе Государыне
Всероссийской и милостивой нашей Боярыне
Подаст Господь Бог здравия великому Князю
Петру Алексеевичу
и
Благородным Царевнам
на многия лета,
А нам убогим желаемая примета.
Журавль и Кружок
Милости просят.
Конечно же, это не простая челобитная, а всё-таки поэзия, и потому здесь вполне уместны разного рода преувеличения. Соответственно, указания на отчаянную убогость, а тем более «безногость», отнесём не к живописанию реальности, но к проявлению их совместного поэтического дара. Впрочем, слова эти хорошо рифмуются, всё вполне народно, а потому, очевидно, к месту. Тем более, что адресат челобитной, как никак,— дама, то есть существо теоретически сострадательное, и уж во всяком случае не столь брутальное, каковыми бывали мужские особи петровской эпохи.
Так что певчие поступили верно. Сочинение их исполнено куртуазности, сентиментально и поэтично. Полагаю, что дарование их не остались без соответствующего воздаяния, и чувствительная императрица выделила страдальцам не по одному червонному, а по два.
М. В. Вознесенский (вып. 1975)